Неточные совпадения
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею
частью выказывал тем, что мог пить как бочка, не спать и быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал в отношениях к начальникам и
товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.
Хотя ему на
часть и доставался всегда овес похуже и Селифан не иначе всыпал ему в корыто, как сказавши прежде: «Эх ты, подлец!» — но, однако ж, это все-таки был овес, а не простое сено, он жевал его с удовольствием и часто засовывал длинную морду свою в корытца к
товарищам поотведать, какое у них было продовольствие, особливо когда Селифана не было в конюшне, но теперь одно сено… нехорошо; все были недовольны.
Он не участвовал в ночных оргиях с
товарищами, которые, несмотря на строжайший присмотр, завели на стороне любовницу — одну на восемь человек, — ни также в других шалостях, доходивших до кощунства и насмешек над самою религиею из-за того только, что директор требовал
частого хожденья в церковь и попался плохой священник.
Так школьник, неосторожно задравши своего
товарища и получивши за то от него удар линейкою по лбу, вспыхивает, как огонь, бешеный выскакивает из лавки и гонится за испуганным
товарищем своим, готовый разорвать его на
части; и вдруг наталкивается на входящего в класс учителя: вмиг притихает бешеный порыв и упадает бессильная ярость. Подобно ему, в один миг пропал, как бы не бывал вовсе, гнев Андрия. И видел он перед собою одного только страшного отца.
Чаще всего дети играли в цирк; ареной цирка служил стол, а конюшни помещались под столом. Цирк — любимая игра Бориса, он был директором и дрессировщиком лошадей, новый
товарищ Игорь Туробоев изображал акробата и льва, Дмитрий Самгин — клоуна, сестры Сомовы и Алина — пантера, гиена и львица, а Лидия Варавка играла роль укротительницы зверей. Звери исполняли свои обязанности честно и серьезно, хватали Лидию за юбку, за ноги, пытались повалить ее и загрызть; Борис отчаянно кричал...
Как-то днем, в стороне бульвара началась очень злая и
частая пальба. Лаврушку с его чумазым
товарищем послали посмотреть: что там? Минут через двадцать чумазый привел его в кухню облитого кровью, — ему прострелили левую руку выше локтя. Голый до пояса, он сидел на табурете, весь бок был в крови, — казалось, что с бока его содрана кожа. По бледному лицу Лаврушки текли слезы, подбородок дрожал, стучали зубы. Студент Панфилов, перевязывая рану, уговаривал его...
Это заметили
товарищи, и Райский стал приглашать его
чаще. Леонтий понял, что над ним подтрунивают, и хотел было сразу положить этому конец, перестав ходить. Он упрямился.
Он с ранних лет живет в ней и четыре раза то один, то с
товарищами ходил за крайние пределы ее, за Оранжевую реку, до 20˚ (южной) широты,
частью для геологических исследований,
частью из страсти к путешествиям и приключениям.
Другой, с которым я
чаще всего беседую, очень милый
товарищ, тоже всегда ровный, никогда не выходящий из себя человек; но его не так легко удовлетворить, как первого.
Не очень редко бывают гости и постарше, ровня Лопуховым: большею
частью бывшие
товарищи Лопухова, знакомые его бывших
товарищей, человека два — три молодых профессоров, почти все люди бессемейные; из семейных людей почти только Мерцаловы.
И — замечательное явление, которое, наверное, помнят мои
товарищи: сотни полторы человек, только что выйдя из церкви, зная, что этот вопрос им будет предложен одному за другим, по большей
части не могли вспомнить ни евангелия, ни апостола.
В назначенный день я пошел к Прелину. Робко, с замирающим сердцем нашел я маленький домик на Сенной площади, с балконом и клумбами цветов. Прелин, в светлом летнем костюме и белой соломенной шляпе, возился около цветника. Он встретил меня радушно и просто, задержал немного в саду, показывая цветы, потом ввел в комнату. Здесь он взял мою книгу, разметил ее, показал, что уже пройдено, разделил пройденное на
части, разъяснил более трудные места и указал, как мне догнать
товарищей.
Обыкновенно его ловят, судят, отправляют назад на каторгу, но это не так страшно; в медленном, пешеэтапном хождении по Сибири, в
частой перемене тюрем,
товарищей и конвойных и в дорожных приключениях есть своя особенная поэзия и все-таки больше похожего на свободу, чем в Воеводской тюрьме или на дорожных работах.
Вот вам выдержки из хроники нашей юности. Удовольствуйтесь ими! Может быть, когда-нибудь появится целый ряд воспоминаний о лицейском своеобразном быте первого курса, с очерками личностей, которые потом заняли свои места в общественной сфере; большая
часть из них уже исчезла, но оставила отрадное памятование в сердцах не одних своих
товарищей.
Тогда князь сзывал к кому-нибудь из
товарищей (у него никогда не было своей квартиры) всех близких друзей и земляков и устраивал такое пышное празднество, — по-кавказски «той», — на котором истреблялись дотла дары плодородной Грузии, на котором пели грузинские песни и, конечно, в первую голову «Мравол-джамием» и «Нам каждый гость ниспослан богом, какой бы ни был он страны», плясали без устали лезгинку, размахивая дико в воздухе столовыми ножами, и говорил свои импровизации тулумбаш (или, кажется, он называется тамада?); по большей
части говорил сам Нижерадзе.
— Это один мой
товарищ, про которого учитель математики говорил, что он должен идти по гримерской
части, где сути-то нет, а одна только наружность, — и он эту наружность выработал в себе до последней степени совершенства.
Утром — ученье; после ученья — отдых в кругу
товарищей, завтрак в кабачке, игра на бильярде и проч.; обед — у полкового командира; после обеда — прогулка верхом с полковыми дамами; вечером — в гостях, всего
чаще опять у полкового командира.
Мать старалась не двигаться, чтобы не помешать ему, не прерывать его речи. Она слушала его всегда с бо́льшим вниманием, чем других, — он говорил проще всех, и его слова сильнее трогали сердце. Павел никогда не говорил о том, что видит впереди. А этот, казалось ей, всегда был там
частью своего сердца, в его речах звучала сказка о будущем празднике для всех на земле. Эта сказка освещала для матери смысл жизни и работы ее сына и всех
товарищей его.
И вот книги лежат уже девять месяцев на этажерке, и Гайнан забывает сметать с них пыль, газеты с неразорванными бандеролями валяются под письменным столом, журнал больше не высылают за невзнос очередной полугодовой платы, а сам подпоручик Ромашов пьет много водки в собрании, имеет длинную, грязную и скучную связь с полковой дамой, с которой вместе обманывает ее чахоточного и ревнивого мужа, играет в штосс и все
чаще и
чаще тяготится и службой, и
товарищами, и собственной жизнью.
Чаще же всего ему, точно неопытному игроку, проигравшему в один вечер все состояние, вдруг представлялось с соблазнительной ясностью, что вовсе ничего не было неприятного, что красивый подпоручик Ромашов отлично прошелся в церемониальном марше перед генералом, заслужил общие похвалы и что он сам теперь сидит вместе с
товарищами в светлой столовой офицерского собрания и хохочет и пьет красное вино.
Это
частое перекочевывание дало ему массу знакомств, которые он тщательно поддерживал, не теряя из вида даже тех
товарищей, которые мелькнули мимо него почти на мгновение. Острая память помогала ему припоминать, а чрезвычайная повадливость давала возможность возобновлять такие знакомства, которых начало, так сказать, терялось во мраке времен. Достаточно было одной черты, одного смутного воспоминания ("а помните, как мы в форточку курили?"), чтобы восстановить целую картину прошлого.
Генечка последовал и этому совету. Он даже сошелся с Ростокиным, хотя должен был, так сказать, привыкать к его обществу. Через Ростокина он надеялся проникнуть дальше, устроить такие связи, о каких отец и не мечтал. Однако ж сердце все-таки тревожилось воспоминанием о
товарищах, на глазах которых он вступил в жизнь и из которых значительная
часть уже отшатнулась от него. С одним из них он однажды встретился.
Но я был всю зиму эту в таком тумане, происходившем от наслаждения тем, что я большой и что я comme il faut, что, когда мне и приходило в голову: как же держать экзамен? — я сравнивал себя с своими
товарищами и думал: «Они же будут держать, а большая
часть их еще не comme il faut, стало быть, у меня еще лишнее перед ними преимущество, и я должен выдержать».
По вечерам на крыльце дома собиралась большая компания: братья К., их сестры, подростки; курносый гимназист Вячеслав Семашко; иногда приходила барышня Птицына, дочь какого-то важного чиновника. Говорили о книгах, о стихах, — это было близко, понятно и мне; я читал больше, чем все они. Но
чаще они рассказывали друг другу о гимназии, жаловались на учителей; слушая их рассказы, я чувствовал себя свободнее
товарищей, очень удивлялся силе их терпения, но все-таки завидовал им — они учатся!
Незаметно для себя он привык к ней; если она не являлась три-четыре дня, это уже беспокоило его — он знал, что девочка одна и беззащитна среди пьяных картёжников,
товарищей её отца. Но и
частые посещения смущали его, заставляя думать...
Город оживлялся; часто были слышны бубенчики и скрип дорожных экипажей; часто были видны помещичьи зимние повозки, кибитки, возки всех возможных видов, набитые внутри всякою всячиною и украшенные снаружи целой дворней, в шинелях и тулупах, подвязанных полотенцами;
часть ее обыкновенно городом шла пешком, кланялась с лавочниками, улыбалась стоящим у ворот
товарищам; другая спала во всех положениях человеческого тела, в которых неудобно спать.
По приходе на зимовник я первое время жил в общей казарме, но скоро хозяева дали мне отдельную комнату; обедать я стал с ними, и никто из
товарищей на это не обижался, тем более что я все-таки от них не отдалялся и большую
часть времени проводил в артели — в доме скучно мне было.
Товарищ бросился к нему на помощь, а Кирша вскочил и, добежав до
частого кустарника, почти без чувств повалился на снег.
Быстрые движения, смелый взгляд, смуглое откровенное лицо — все доказывало, что пан Тишкевич провел бо???льшую
часть своей жизни в кругу бесстрашных воинов, живал под открытым небом и так же беззаботно ходил на смертную драку, как на шумный и веселый пир своих
товарищей.
Счастливцев. Были деньги, да взять не сумели: по усам текло, да в рот не попало. А еще меня в
товарищи звали! Коли
товарищи, так все пополам, — тут и моя
часть была.
— Обрати внимание на эту пару людей, — сказал мне мой
товарищ, — особенно на него: он пережил одну из тех драм, которые всё
чаще разыгрываются в среде рабочих северной Италии.
Всё
чаще она указывала ему разницу между ним, мужиком, и ею, женщиной образованной, и нередко эти указания обижали Илью. Живя с Олимпиадой, он иногда чувствовал, что эта женщина близка ему как
товарищ. Татьяна Власьевна никогда не вызывала в нём товарищеского чувства; он видел, что она интереснее Олимпиады, но совершенно утратил уважение к ней. Живя на квартире у Автономовых, он иногда слышал, как Татьяна Власьевна, перед тем как лечь спать, молилась богу...
У Евсея оказался альт, учитель взял его в церковный хор. Дома пришлось бывать меньше, но зато он
чаще встречался с
товарищами по школе на спевках, а все они дрались не хуже Яшки.
Когда Рославлев перестал читать,
товарищ его взял назад бумажку, разорвал на мелкие
части и проглотил; потом бросился на постелю и в ту же самую секунду заснул мертвым сном.
Трещина между мною и моими
товарищами залегала все глубже. Прежде я ценил в Крестовоздвиженском его прямоту, грубую непосредственность и какое-то непосредственное чутье правды. Мне казалось, что он
чаще других и скорее меня находит направление, в котором лежит истина, не умея доказать ее. Поэтому его последняя фраза, сказанная с грубой и взволнованной экспрессией, залегла все-таки у меня в душе… Скептицизм?.. Разве то, что теперь во мне, скептицизм? Но я не сомневаюсь, я так ощущаю.
Притом надобно и то сказать, что я проводил там по большей
части классное время, а в классах самолюбие мое постоянно было ласкаемо похвалами учителей и некоторым уважением
товарищей, что, однако, не мешало мне играть и резвиться с ними во всякое свободное время и при всяком удобном случае.
Но всего более приводили меня в отчаяние
товарищи: старшие возрастом и ученики средних классов не обращали на меня внимания, а мальчики одних лет со мною и даже моложе, находившиеся в низшем классе, по большей
части были нестерпимые шалуны и озорники; с остальными я имел так мало сходного, общего в наших понятиях, интересах и нравах, что не мог с ними сблизиться и посреди многочисленного общества оставался уединенным.
Я поступил опять в те же нижние классы, из которых большая
часть моих прежних
товарищей перешла в средние и на место их определились новые ученики, которые были приготовлены хуже меня; ученики же, не перешедшие в следующий класс, были лентяи или без способностей, и потому я в самое короткое время сделался первым во всех классах, кроме катехизиса и краткой священной истории.
Голос у сангвиника приятный, сочный, глаза умные, насмешливые, лицо благодушное, несколько помятое от
частого употребления пива и долгого лежанья на диване; по-видимому, он мог бы рассказать мне много интересного про оперу, про свои любовные похождения, про
товарищей, которых он любит, но, к сожалению, говорить об этом не принято. А я бы охотно послушал.
Иногда Петр дозволял себе п первое, отлучаясь с работ и разъезжая водою по окрестностям, но
чаще прибегал к второму средству, веселясь с своими
товарищами.
По большей
части они делаются добрыми
товарищами других охотников.
Еще в конце первого года моего пребывания в школе, когда
товарищи, привыкнув ко мне, перестали меня дразнить, одно обстоятельство внесло в мою душу сильную смуту и заставило вокруг меня зашуметь злоязычие, подобно растроганной колоде пчел. Дядя, отец и мать по временам писали мне, и
чаще всех дядя, изредка влагавший в свое письмо воспитаннику Шеншину сто рублей.
Я знал, что главным двигателем по
части ташкентской цивилизации состоит некто Пьер Накатников, мой старый
товарищ по школе. Он занимался организацией армии цивилизаторов; он кликал клич и вербовал охочих людей; он отправлял их целыми транспортами к месту назначения, распоряжался перевозочными средствами и т. д. и т. д.
Это было будто бы уже на походе, и молодые друзья должны были отстать от своих
частей при пересудах и ропоте своих
товарищей, из которых одни им завидовали, как баричам, уходившим от службы в опасное время, а другие старались дать им чувствовать свое презрение, как трусам.
Но циничные выкрики все
чаще брызгают на песню, точно грязь улицы на праздничное платье, и Ванок чувствует себя побежденным. Вот он открыл мутные глаза, наглая улыбка кривит изношенные щеки, что-то злое дрожит на тонких губах. Ему необходимо сохранить за собою славу хорошего запевалы, — этой славой он — лентяй, человек не любимый
товарищами — держится в мастерской.
Печатанье всех его сочинений в четырех
частях в числе пяти тысяч экземпляров было поручено школьному
товарищу и другу Гоголя, г-ну Прокоповичу.
Близость его отношений к женщинам и характер их отношений к нему подтверждались и
частыми болезнями его, и костюмом, всегда хорошо починенным и более чистым, чем костюмы
товарищей.
Он уже теперь умер, как большая
часть моих
товарищей.
— И казался бы я ей милее отца и матери, милее всего рода и племени, милее красного солнца и милее всех
частых звезд, милее травы, милее воды, милее соли, милее детей, милее всех земных вещей, милее братьев и сестер, милее милых
товарищей, милее милых подруг, милее всего света вольного».
Он так уверил своих
товарищей, что ни один из них не смел есть своей порции, не отдав ему лучшей
части, не смел ее взять украдкой, боясь угрызений совести.